Священнослужители Геннадий Лысенко и Александр Решетник эвакуировали с востока Украины тысячи граждан, оказывают духовную поддержку военнослужащим и мирным жителям. Для многих волонтеров война и город Славянск начались именно со встречи с ними. Оба — уроженцы Славянска, служат в церкви "Добрая весть". У 40-летнего Александра — четверо детей, у 47-летнего Геннадия — двое. Каждый день у них расписан от рассвета и допоздна, пишет "Зеркало недели". 

"Последние годы перед войной я занимался стройками, — вспоминает Геннадий. — У меня было несколько бригад. Я вел проекты, в том числе Святогорские базы.

Стройки я оставил, когда в Славянске началась вся эта катавасия. Последний объект в конце апреля — начале мая 2014-го просто передал своим ребятам — мы постепенно начали заниматься эвакуацией людей.

Петр Дудник после захвата церкви "Добрая весть" в Славянске вывез гражданку Швейцарии Еву и гражданина Германии Эбби. После этого люди стали просить о помощи. Так началась акция по эвакуации, к которой мы присоединились.

У людей тогда было две истерики. Первая — когда они проезжали украинский блокпост, и выяснялось, что правосеки не насилуют там женщин, а мужчин не раздевают  и не отправляют на штурм Славянска с лопатами. Наоборот, их пытались поддержать, а детям еще и конфет в карман положить.

Вторая истерика начиналась по приезде в Изюм. Когда люди видели, что там все работает. Война на тот момент была только в Славянске".

"Но по дороге в Луганск уже стояло пять казацких блокпостов, — уточняет Александр. — Меня пропускали, потому что у меня в паспорте — славянская прописка. Думали, я такой же сепаратист. Был хаос, и было ощущение, что мужики просто заигрались".

2 июня 2014-го Геннадий выезжал из Славянска, был задержан на сепаратистском блокпосту и попал в плен почти на двое суток. Из-за красного креста и таблички на лобовом стекле машины — "Эвакуация детей и семей с детьми". Сепаратистам сказали, что машины с такими табличками вывозят трупы бандеровцев.

Когда Геннадия задержали, через блокпост как раз проезжал Александр. У него в этот день таблички не было, и Геннадий успел скинуть другу планшет с фотографиями с митинга "Донбасс — это Украина" в Краматорске.

"Нас поставили под забором, — вспоминает Геннадий. — Через полтора часа приехал комендант. В наших вещах и телефонах уже порылись, вернули их нам, повезли в захваченное здание СБУ. По дороге я успел позвонить Петру Дуднику и жене.

Навстречу вышел человек и сказал, что на меня есть ориентировка. Меня забрали "на подвал". В захваченном здании СБУ был Гиркин, россияне и лица кавказской национальности. Через три часа был первый допрос. Очевидно, кто-то меня сдал. Я привозил нашим бойцам на блокпосты продукты и медикаменты. Сепаратисты об этом знали. Но самое страшное: они знали, что я привозил карты Славянска, на которых были обозначены все блокпосты.

Меня поставили к стенке. Ткнули в спину автомат. Передернули затвор и нажали на спусковой крючок. Выстрела не последовало. Зато последовал второй этап допросов: их удивило, что все это время я стоял, как отмороженный, решили, что у меня — спецподготовка. На самом деле никакой спецподготовки не было — полтора года неоконченного военного училища, полтора года армии да полтора года в милиции. Спокоен я был из-за своего отношения к Богу, я понимал, что у него есть планы на мою жизнь.

Боец, который привел меня после допроса на подвал, развязал мне руки и глаза. Восемь человек, я — девятый. В углу стоял так называемый туалет — пятилитровая бутылка. Там были лавки. Я сел. Через полчаса меня опять связали — расстрельный, мол, в пять утра поведут на расстрел.

Но ранним утром начался бой на Семеновке. Целый день сепаратисты бегали — было много раненых и убитых. После шести вечера меня опять вызвали на допрос. Человек, проводивший его, говорил с московским акцентом. Спросил, кто я такой, и почему за меня большие люди просят. Сказал, что на этот раз меня отпустят. Но машину заберут.

На моей же машине меня довезли до моей улицы. А через пару часов мне позвонили и сказали уезжать из города, потому что меня опять ищут — выпустили, мол, по ошибке. Я забрал мать, и нас вывезли. Мать — в село, а я остался в Святогорске. Через неделю продолжил вывозить людей, уже на большом автобусе. По-другому я не мог".

Александра взяли в плен на месяц позже — 3 июля. "На украинском блокпосту было троевластие, — вспоминает он. — Стояли Нацгвардия, десантники и "беркут". Последние были уверены, что мы — таксисты, и берем по 700 грн с человека. Мы не спорили. Смена у них была по четыре часа. Адекватные сменялись неадекватными. Я выехал через первых, а возвращался, когда стояли вторые. Подъезжаю. Они звонят командиру: "Таксист приехал". В трубку: "Сколько раз он сегодня проехал?" — "Семь-восемь". — "Ну и хватит".

Я развернулся и поехал в город через поле. Вижу: на нейтральной полосе, между украинским и сепаратистским блокпостами, стоит на асфальтовой дороге парень с мопедом. Диск колеса сломан — не покатишь. Я взял его в бус. Приехали на сепаратистский блокпост. Они меня раньше не трогали: я хорошо знал одного из командиров — парень с соседней улицы, одноклассник моего друга.

Спрашиваю: "Мопед у вас можно оставить?" Они: "Сейчас спросим у командира". Тот разрешил. Выгрузили мопед. Я с ними поговорил, собрался уезжать, они: "Постой, тут вопрос возник". За это время на меня пришла ориентировка.

В сумке у мопедиста оказались молоко и хлеб из Изюма. Решили, что он — шпион, а я его завез. Еще и чужой телефон у меня в машине нашли. Журналистка с ICTV дала, попросила снять пару роликов разрушений — у них доступа не было. В телефоне — ее фото с украинскими солдатами, а за месяц до этого — с израильскими.

В общем, отвезли меня в горотдел и посадили в камеру вместе с мопедистом. С нами сидели сепаратисты. Люди, которые просто шли за водой по городу. Множество нелепых и смешных историй… Но тогда, конечно, было не смешно.

Отпустили меня через два дня — 5 июля. Ну как отпустили… В 10 вечера выключили свет. А около двух ночи кто-то открыл двери камер и сказал: "Выходите. Никого нет". Мы разбили кувалдой сейф, забрали наши документы и личные вещи, и ушли.

Вечером того дня наши зашли в Славянск".

"Когда город освободили, — продолжает свою историю Геннадий, — ко мне возле церкви подошел человек и поблагодарил за эвакуацию. На том же большом автобусе я продолжал ездить еще месяц после освобождения. Заходил на нем в Краматорск, в уже оккупированный Донецк. Мы вывозили оттуда детей. В тот день как раз запретили это делать. Проезжать через блокпосты было страшно. В автобусе у меня — 58 человек (из них — 8 взрослых, остальные — дети) на 48 местах. Это был мой последний выезд в Донецк.

Август 2014-го начался для нас с Красногоровки. Там не было ничего — ни света, ни воды, ни газа. Люди голодные. Мы привезли генератор, бензин, стали возить продукты. Потом работали в Углегорске и Дебальцево, до их оккупации.

На Коммуне стояла 128-я бригада. Заезжаешь, вылезают мужики — чумазые, немытые. Мы привозили им генератор, салфетки и… клетку для попугайчика, который прилетел к ним зимой. Назвали Сепаром — он всех кусал…

Спрашиваешь пацанов — были с вами капелланы? Оказывается, приехали туристы-волонтеры, чаю попили и уехали.

Это неправильно. Если ты капеллан на определенном участке, ты должен приехать и как минимум послужить с пацанами — восполнить их нужды, пообщаться с ними, помолиться. Не просто чаю с ними вместе попить, но выслушать их, чтобы они открыли тебе свое сердце. У кого-то тяжелая семейная ситуация. У многих — стрессы.

Да и у нас тоже. Помню, мы заезжали в Дебальцево, в туннель под железной дорогой. Останавливались, делали легкую передышку — три глубоких выдоха, и поехали дальше".

"Случайно на позиции встретили ребят, стоявших в Дебальцево, — продолжает Александр. — У них — нервный срыв. Рассказывают, как стояли на крыше какого-то дома, как наблюдатели, и видели, как "два дебила" (мы с Геной) каждый день, на свой страх и риск, заезжают и выезжают на белых бусах.

А как-то вывозили из больницы в Дебальцево забытых там четырех пациентов, о которых ГСЧС отрапортовала, что всех вывезли..."

Историй у обоих — бесчисленное множество: каждый день по горячей линии шли десятки сообщений. "То, что раньше видели только в кино, — говорит Александр, — мы получили в реальности. И на фоне всего этого нам обоим вдруг звонят из банков по невыплаченным кредитам за машины, на которые проценты наросли. "Здесь война", — отвечаем. "Какая война? Войны в Украине нет. У вас в голове война" — говорят"...

"Единомышленники? Есть, — говорит Геннадий. — Возможно, не так много, как хотелось бы. Но, к своему удивлению, недавно я узнал, что 200 человек из Славянска воевали и уже демобилизованы.

Как капелланы последний год мы работали в основном в Авдеевке, Константиновке, на Светлодарской дуге. Сначала все капелланы были волонтерами. Система штатного капелланства появилась несколько месяцев назад. Я и Саша продолжаем выполнять свои функции как капелланы, но являемся сотрудниками Минобороны в отделе взаимодействия по освобождению пленных".

На вопрос, не истощает ли помощь людям в любое время дня и ночи, и где они находят мотивацию для этого, Геннадий отвечает: "Конечно, истощает. Но капеллан — в первую очередь священник. Мы верующие люди. Свою мотивацию мы находим в Боге, в личных отношениях и в Библии, как в книге, которая нас ведет по жизни. Другой мотивации и не надо. Но отдых нужен. Каким бы духовным человек ни был, но если он не знает отдыха, это заканчивается плохо".

У обоих есть социальные проекты. Война не закончится быстро, считают капелланы. Но даже после нее, уже на гражданке, останутся те, кому нужна будет психологическая и духовная помощь. "Тем, кто прошел войну, нужна поддержка, — говорит Александр. — Есть мечта создать в Славянске место, где мы, ветераны, капелланы, волонтеры, могли бы собираться, поддержать друг друга, восстанавливать надломленную психику".