На доме пенсионеров и активных волонтеров Татьяны и Леонида Маник развевается полинявший и выцветший от солнца украинский флаг. Свою проукраинскую позицию здесь не скрывали даже во время оккупации Славянска. А после освобождения на здании горисполкома долго висел сшитый Татьяной украинский флаг — три на двадцать метров. Когда порвался, его стали брать на патриотические шествия. Об истории этой семьи рассказало "Зеркало недели".

Каждый из этой семьи заслуживает отдельного рассказа. Алексей (старший сын Татьяны и Леонида) — кадровый военный, пограничник. До войны служил в Мукачево. С началом событий в Славянске написал шесть рапортов с просьбой отправить его на линию фронта. Сначала попал под Мариуполь, а потом, после ротации и переобучения, почти на два года — в Новотроицкое, под Волновахой. Майор, имеет награды. Сейчас уже дома, в Мукачево.

Младший сын, Николай, ко времени событий на Майдане и последовавшей аннексии Крыма, жил на полуострове уже 12 лет, занимался мебелью. "Никогда не был патриотом, — отмечает Николай. — Но тогда у меня на многое открылись глаза.

Когда ребята из Нахимовского училища в Севастополе вынесли украинский флаг и запели гимн, я заплакал от гордости. И от злости…

Референдум расколол наш дружный коллектив на работе надвое. Помню, как 57-летний армянин Алик сказал: "Что вы за народ такой? Ваша страна, не ваша — моя, дала мне возможность жить, зарабатывать и помочь многим семьям. А вы Россию зовете?"

Когда "зеленые человечки" заблокировали военную часть в Перевальном, я собрал два пакета с продуктами и поехал туда.

Все были в балаклавах. И только один без маски — пресс-офицер с позывным "Махмуд", совравший, что он — крымский степной татарин. Но прожив в Крыму не один год, я татарина распознать могу. Мы хорошо запомнили друг друга. Общались около часа — он не хотел брать пакеты, которые я принес.

Вскоре я уехал с сыном в Славянск, где спустя какое-то время тоже началось брожение. Перед захватом города появились военные в форме "беркута". Однажды среди них я увидел "Махмуда". Подошел и спросил: "А здесь ты кто? Славянский шахтер?" Он замахнулся на меня автоматом: иди, мол, отсюда".

Когда начались военные действия, Николай отправил сына в Крым, а сам уехал к старшему брату в Мукачево. Вернулся в августе, уже после освобождения Славянска.

Когда-то хотел поступать в военный университет, но медкомиссия "зарубила". Эти документы передали в военкомат, и в армию Николая уже никогда не призывали. Не брали и сейчас. Хотел пойти добровольцем — в военкомате предложили провести по контракту, по мобилизации. Но оставили делопроизводителем — нужна была помощь, чтобы разобраться с картотекой. А он хотел на фронт.

И тут пришла разнарядка для трех человек на трехмесячные курсы. Так он попал в Академию сухопутных войск им. Сагайдачного во Львове. Окончил с отличием и по контракту пошел служить командиром взвода в 53-ю бригаду. Воевал под Горловкой.

В феврале 2016-го бригаду вывели на ротацию в "Широкий лан". Николай должен был поехать в госпиталь, но остался дома. В это время его ребята пешком отправились в Николаев с жалобой военному прокурору на неподобающие условия на полигоне. Был громкий скандал. Николай присоединился к своему взводу.

Потом был под Дзержинском. Все время — на линии огня. Ранило один раз, второй. Контузия, сложная операция. Сейчас он работает в военкомате.

"Самый большой активист у нас — мама, — говорит Николай. — Она всегда начинала, а мы ее поддерживали".

"Откуда это у меня? — переспрашивает Татьяна. — Е.Нищук на День голодомора в прошлом году сказал, что произошедшее на Востоке было заложено на генном уровне. Вот и я так думаю: у меня это — в генах. Восторга по поводу советской власти в моей семье не было никогда. Отец — 1910 года рождения — помнил, как все это было. Много рассказывал и о войне. Мама — из богатой, раскулаченной семьи.

Патриоткой я никогда не была. В политику не вникала. Когда начался Майдан, не восприняла это как что-то мое.

13 декабря у меня день рождения. Подружка сделала мне подарок — мы поехали в Донецк на мюзикл "Слепой" по мотивам пьесы Марка Кропивницкого. Запорожская Сечь, трагическая судьба героя, ослепленного, но несломленного духом...

Спектакль потрясающий! Людей — море. Я плачу. Оглядываюсь — весь зал плачет. В финальной сцене герой говорит: "Украина, да сколько же ты будешь слепа? Украина вставай!" И вдруг моя подруга вскакивает с кресла и кричит: "Слава Украине!" А зал отвечает: "Героям слава!" В Донецке. Когда в Киеве стоит Майдан. Это было так сильно, что волосы дыбом встали. Артисты остолбенели. Занавес сразу закрыли. Настала мертвая тишина. Кто-то начал петь гимн Украины, и весь зал подхватил. Занавес поднялся. И артисты пели вместе с нами. Это стало для меня каким-то переломным моментом. Впервые рассказываю без слез…

В Славянске обсуждать эти темы люди еще боялись. А в апреле уже произошел захват, активизировалась сепарня. И если раньше было чувство, что мы ни на что повлиять не можем, то происходящее всколыхнуло, возмутило — кто-то чужой пришел на нашу землю наводить свои порядки. Мы можем, мы должны...

Страха не было. Азарт был. И слепая уверенность, что ничего не случится".

Об освобождении из плена Евгения Краснокутского, украинского летчика сбитого 2 мая 2014 года вертолета Ми-24, Минобороны сообщило очень коротко, без подробностей. А зря. История достойна экранизации.

"По телевизору показали, что над городом сбили вертолет, — вспоминает Татьяна, — и вертолетчика, капитана ВСУ Евгения Краснокутского, захватили в плен. Говорили, что украинцы якобы его бросили, а сепаратисты подобрали и отправили в больницу.

Я позвонила подружке, которая работает в больнице. Она подтвердила: парень в больнице, тяжело ранен. У меня был бульон — собиралась суп готовить. Я его взяла и побежала. Перед больницей стояли два автоматчика. Я — к администратору: "Где тут вертолетчик?" Она: "К нему нельзя. Он пленный. Под охраной". Но сказала, в какой палате. Я туда. Спрашиваю его — чем могу помочь. Он плакать стал. Уходите, говорит, у вас неприятности будут. Ничем вы мне не поможете, разве что жене позвоните, чтобы она не переживала.

Я говорю: "По всем телеканалам показывают, что вас сбили, что наши вас бросили, и эти уроды вас тут оберегают и облагодетельствуют". Он мне: "Это неправда. Я видел, что меня искали на бэтээрах. Кричал, но они не услышали". Май был дождливый, трава высокая. Кроме ранений, у Жени была выбита шейка бедра. А вторую ногу ему прострелили с близкого расстояния. Врачи делали сложнейшую операцию, говорили, что ходить он не будет. Но он ходит. Теперь майор. 39 лет. Родом из под Чугуева. Жил под Коломыей.

Я стала к нему приходить, приносить еду. Позвонила его жене. Оказалось, у них трое детей — старшая девочка и два мальчика. Младший — грудной. Нам перезвонили его родители. И вместе мы стали думать, как забрать Женю из больницы.

5 мая я принесла ему передачу, а радио, которое просил, забыла. Попросила Колю занести. Он вернулся и говорит: "Приехали его родители". И тут в больнице суета началась. Был бой, много раненых, сепаратисты в коридорах лежали. Гражданское население валило к ним с помощью.

Муж и сосед побежали в больницу, и под шумок вынесли Женю. Родители выехали с ним из Славянска. К вечеру бой утих. Наши заняли Комбикормовое. И я уговорила мужа поехать на блокпост и спросить, проехали ли родители Жени, все ли в порядке.

На блокпосту были ребята, после падения вертолета искавшие Женю на бэтээрах. Они обрадовались, что он жив. А к нам появилось доверие.

Женю вывезли. Он нам потом позвонил. За свою гражданскую позицию мы получили награду от имени президента".

"С мая 2014-го мы ездили на Комбикормовый блокпост, где стояла 95-я бригада, — продолжает Леонид. — Возили воду, еду, сигареты. Люди с нашей улицы несли деньги, соленья-варенья, пирожки-булочки, даже картошку-толченку. У кого что было. Ребята потом рассказывали, что брали еду и воду только у нас. Под Мариуполем был случай, когда ребят пытались усыпить.

По дороге проезжали два сепаратистских блокпоста. На нас были наводки. Сосед предупредил — мы на несколько дней уехали".

"В 2014—2015 годах на местных волонтерах держалось все, — говорит Татьяна. — Александр Белименко, Василий Хоменко, Лариса Коваленко, Наталья Василенко, Николай Мироненко, Марина Данилова, Саша Щербак… Слава богу, что Славянску достались такие люди. О них мало говорят, но эти люди — просто герои.

У нас были вече, у нас были автопробеги под украинскими флагами. И в самом начале, когда через Славянск шла наша армия, это поднимало дух ребят.

Прошло время, и многие разочаровались. Нужные законы не принимаются, а сепаратисты продолжают занимать должности. Например, в 10-й школе продолжает преподавать информатику Андрей Шалда, за организацию референдума осужденный на пять лет с отсрочкой на два года. Фактически он был главой избирательного участка. Мы добились, чтобы его уволили. Летом, когда дети были на каникулах, подожгли во дворе школы шины.

Но теперь он подает в суд на восстановление в должности. Заседание должно было состояться 7 ноября. По просьбе ответчика, отдела образования Славянского горсовета, его перенесли на 23 ноября. Мы будем внимательно следить за судом.

Директор школы и родительский комитет подали в суд за хулиганские действия на главу общественной организации "Слов'янська Січ" Василия Хоменко. Мы его отстояли. Все-таки что-то меняется…

В том, что оккупированные территории вернутся к нам, я не сомневаюсь. Думаю, это будет скоро. Кроме Крыма. Самый сложный вопрос — как мириться с теми людьми. Хотя среди них есть много тех, кто мечтает об освобождении".